воскресенье, 9 августа 2009 г.

Три в одном. О лени, августе и соседях.

О лени. Дыбровое.

За неделю накопилась такая усталость, что кажется, будто она скоро начнет отражаться в зеркале в виде тонких серебряных ниточек, беспорядочно намотанных вокруг меня. Каким веником их смести, как разорвать? Или смотать в клубок и подарить какому-нибудь странствующему герою вроде Тесея или Ивана-царевича. Боюсь только, спасибо за такой подарок никто не скажет.

Пошла на поводу у своей усталости, и не поехала на дачу. Потом кусала локти и недоумевала: и чего испугалась-то? Где, как ни на даче можно отдохнуть? Но когда вчера возвращалась с работы, сборы и дорога казались мне непосильным испытанием.

Ладно, одиночеством так редко удается насладиться, что сожалеть о том, что осталась, не стоит. Правда, я мгновенно от лени расползаюсь амебой, не делаю ничего полезного, из-за чего потом накатывают угрызения совести, но обычно бывает поздно. И столько всего надо было бы сделать - начиная от обычной уборки и выхода по магазинам в поисках подарка своим львовским друзьям, к которым я вроде бы как собираюсь в гости в начале сентября, и заканчивая до сих пор неоконченным многострадальным батиком, застрявшем на последнем этапе по непонятной причине. А в итоге я сижу в интернете, читаю всякую чушь и заедаю её на скорую руку приготовленным блюдом из нарезанного лапшой разноцветного перца и брокколи, залитых омлетом. Готовить мне тоже лень, не говоря о том, что для того чтобы что-то более-менее приличное приготовить, нужно было бы выйти из дома хотя бы за помидорами.

Очень продуктивный день, ага.

Об августе. Поток сознания.

В последние дни в голову лезут какие-то пока не слишком внятные рассуждения о возрасте и судьбе, катализатор этих мыслей - месяц август, горький как полынная настойка и терпкий как вино, в котором виноградные косточки не стали отделять от мякоти. Что ни дата, то потеря, и ни какие сладкие запахи - ни россыпи абрикосовых плодов, заполонивших все тротуары, ни кружащие голову ароматы спелых дынь, которыми торгуют на каждом шагу очень колоритные личности (неужто несмотря на все границы к нам везут их из Средней Азии? или полосатые халаты и тюбетейки продавцов это остроумный пиар-ход ) не перебьют его горького привкуса.

Три смерти и два события, кардинально изменивших жизнь, на века изменивших мир вокруг меня - кажется этого вполне достаточно, чтобы я относилась к августу настороженно. Впрочем, он еще ни разу не обманул моих ожиданий, он охотно поит меня дурными вестями пополам с яблочным соком, стоит только вспомнить. И всё равно я люблю этот выцветший атлас неба, ржавую траву и прощальную неспешность лета, и эти запахи, и даже привкус полыни, чтобы там ни было и не будет.

А судьбе, кажется, вконец надоело ждать, когда мы повзрослеем, и она установила крайний срок - тридцать лет. И с тех пор не прощает ни единого промаха, ни малейшей ошибки, и каждый непродуманный шаг аукнется, и каждый звук имеет эхо, каждый день нужно жить набело, потому как что-то исправить она шанса не даст. И это чертовски трудно нам, легкомысленным и инфантильным детям, заигравшимся с собственной жизнью (и если бы только с собственной!).

Баста.

О соседях. Житейское.

"процесс воспитания сам по себе похож на какую-нибудь зловещую магию: день за днем тебя превращают в кого-то, кем тебе совершенно не хочется быть, - в подавляющем большинстве случаев это срабатывает, к сожалению" (с)Макс Фрай

Вчера вечером меня выловила соседка, и едва сдерживая эмоции, спросила:

- Вика, ты не знаешь, куда собралась моя дочь?

Я удивленно помотала головой - откуда мне знать? Дочь-то её.

- Но ты же недавно ей что-то рассказывала про Крым.

Верно, я и правда рассказывала про санаторий, в котором была вместе с мамой в прошлом году. У мамы проблемы с суставами, и её нужно было вывезти туда, где знают что с этим делать. Мама лечилась, а я исследовала многочисленные полупустынные окрестные пляжи и кипарисовые парки, наблюдала за отдыхающими, краем глаза следила за собравшимися на какой-то слет последователями праславянских богов в соответствующих одеяниях, кормила нахальных чаек, читала книжки, писала заметки в дневник - словом, по полной наслаждалась покоем, совершенно недоступным в городе или пользующемся популярностью курорте. Не могу сказать, что подобный отдых - единственное, что мне нравится, но иногда он мне действительно необходим. Думаю, не только мне.

- Что ты ей рассказала? - продолжала наседать соседка, - Куда она поедет?

Надо сказать, её дочь - моя ровесница и бывшая одноклассница. Взрослый самостоятельный человек с двумя детьми. Ситуация несколько странная, вы не находите?

Наших соседей смело можно назвать идеальными. Спокойные интеллигентные люди, не шумные, вежливые, никогда не повышающие голос. И дети у них росли тихие, незаметные, послушные, никогда не кричали, не топали, не закатывали истерик. Даже в подростковом возрасте не было ни увлечения шумной музыкой, ни скандалов с родителями - всего того, что происходит чуть ни во всех семьях. Я, к слову, лет до двенадцати тоже была патологически послушна, но потом сорвало с петель какой-то внутренний запрет, пали с небесных высот все авторитеты, и была "война без особых причин", о которой лучше не вспоминать. Не думаю, что это нормально, просто ошибки воспитательной системы моей мамы аукнулись гораздо быстрее, чем у соседей.

Я не слишком дружила с их дочерью, несмотря на то, что мы вместе учились и жили дверь в дверь. Мне было с нею скучно, она не умела поддерживать мои фантазии, вяло улыбалась шуткам, сама никогда не шутила, и, кажется, стеснялась всех на свете, включая меня. Вдобавок ко всему она казалась мне некрасивой, лишь гораздо позднее, когда я начала рисовать с натуры, то смогла, наконец, оценить эту совершенно скульптурную четкость и резкость линий, особенную, очень выразительную и бесконечно далекую от смазливых мордашек среднестатистических школьных красавиц. А вся её мнимая непривлекательность была основана на жуткой неуверенности в себе и отсутствии обаяния - откуда ему взяться-то у неулыбчивого забитого ребенка.

Среди одноклассников, как не трудно догадаться, популярностью она не пользовалась, но училась хорошо, старательно. Учителя хвалили её за усидчивость и успехи, а дома ругали за неряшливость, за болтовню с соседкой (то бишь со мной) вместо уроков, за малейшую неудачу. В гости ко мне после школы ей заходить запрещали (дабы не тратила время зря), и был период, когда я из протеста придумала шифрованный алфавит, на котором мы писали друг другу письма, и оставляли в щели между балконами или в общем тамбуре в чьих-нибудь тапочках. Шифр был на случай внезапного обнаружения, как вы понимаете) Разумеется, через время заговор был раскрыт её родителями, и девочке опять влетело. И, хоть убей, я до сих пор не понимаю за что.

Чем старше мы становились, тем меньше я с нею общалась - я слишком быстро менялась, а она оставалась всё тем же замкнутым необщительным, ничем кроме учебы не интересующимся ребенком. Зато среди школьных предметов её особенно интересовал английский (благо мы учились в английском спец-классе, и он у нас был пять раз в неделю), да настолько, что после окончания школы, она сразу взялась за репетиторство и зарабатывала с его помощью все шесть лет учебы в институте. Для сравнения: я деградировала до уровня слепоглухонемой идиотки сразу, как только исчезла постоянная практика. Причем, функция восстановления в моей голове, кажется, не предусмотрена.

И вот вырос человек, за всю свою жизнь не слышавший от своих родителей ни слова одобрения, ни слова любви, привыкший к тому, что все его действия контролируются, рассматриваются в лупу. Не умеющий выражать ни эмоции, ни собственные мысли - ведь это никогда не поощрялось. Когда-нибудь эту плотину должно было прорвать, потому как следовать родительским штампам всю жизнь невозможно. И как же меня восторгают родители, изображающие на своих лицах неподдельное удивление, когда это всё-таки случается. И как нелепо звучат обвинения: "она всегда такая испорченная, с самого детства! Как я не старалась перевоспитать!" Вероятно, у них в свое время не ребенок родился, а сразу малолетний негодяй.

В двадцать пять моя одноклассница вышла замуж за весьма странного парня, всю свадьбу проплакавшего на плече у своей матери. И была очень счастлива, что, наконец, съехала от родителей. Через полгода родила первого ребенка, а еще через год - второго. Ровно через месяц после рождения второй дочки счастливый папаша собрал чемоданы и сделал ноги подальше от двух младенцев, пеленок, памперсов, молочной кухни, ночных недосыпаний, а главное - безденежья и свалившейся на его плечи ответственности. К мамочке. Я не могу себе даже представить, каково это остаться одной с двумя крохами без малейшей помощи. Потому как родители заявили: "ты сама виновата", и не позволили вернуться домой. Через время, правда, одумались. И с тех пор никак не устанут мучить попреками, уже не стесняясь втягивать в свои семейные неурядицы соседей.

- Так что ты ей рассказала? Куда она поедет с двумя детьми?! Она с ними не справится!

Ну да. Конечно. С младенцами полгода сама справлялась, а сейчас, когда они уже большие, куда ей!

Родительская "любовь" застит очи, не иначе.

Вообще мне не свойственно выносить в дневник "не мои" проблемы. Но так вышло, что они немного всё же мои.

Комментариев нет:

Отправить комментарий