ПОЧЕМУ это вообще могло произойти?
Первым пособником хаоса стал Грозный.
Во-первых, его жестокость, а главное - неуравновешенность и непредсказуемость превратили страну в кровавый бедлам, где никто не мог быть уверен в том, что хотя бы доживет до завтра. Казни, покаяния, опричнина, удел... что дальше? Не было человека, который бы в царствование Грозного ежедневно не задавал себе этот вопрос. Я намеренно не касаюсь сейчас вопроса о том, были ли прогрессивными реформы Грозного. Может, и были. Но действие этих реформ на психологию народа было губительным: Грозный показал жителям России, что порядок, соблюдавшийся в государстве из века в век, вовсе не является чем-то незыблемым: что царь может, если захочет, раскроить государство надвое, что безродный выскочка может, если царь захочет, назваться аристократом, и т.д.
Но Грозного при этом если и не уважали, то хотя бы боялись.
Во-вторых, Грозный, «разделяя и властвуя», заложил под русский престол бомбу, которая не замедлила взорваться практически сразу же после его смерти: началась борьба между «земскими» и «дворовыми» .
В-третьих, Грозный отдал своего преемника, Федора, под опеку регентского совета. Вместо одного, пусть и сумасбродного, но сильного правителя на троне, фактически, оказалось четыре , каждый со своими интересами, с честолюбием, и с кланом родственников за спиной. Причем, двое из четырех регентов были «земскими» - глава регентского совета удельный князь Мстиславский и боярин Романов-Юрьев; остальные двое принадлежали к числу «дворовых» - оружничий Бельский и князь Шуйский. Формально принцип равного представительства был соблюден, но фактически ни о каком равновесии сил и речи идти не могло.
Что представляли собой эти четверо, и каковы были отношения между ними? Иван Федорович Мстиславский, удельный князь, первый земский боярин думы, - был сам по себе личностью достаточно бесцветной, но принадлежал к одной из знатнейших фамилий, к потомкам Гедимина; Иван Петрович Шуйский, происходивший из не менее знатной семьи (из рода рюриковичей), к тому же сам был человеком незаурядным, пользовался популярностью в народе - о его военных заслугах знала вся страна; с достаточно высокой степенью вероятности можно предположить, что Шуйский сам был способен руководить регентским советом, и сознавал это; что Шуйского раздражала необходимость подчиняться человеку, которому он не уступал в знатности и которого превосходил способностями; далее, почему бы не предположить, что и Мстиславский трезво оценивал как способности Шуйского, так и свои собственные, и опасался, что Шуйский станет его «подсиживать»; а отсюда естественно вытекает предположение, что этим двоим не за что было особенно любить друг друга, - по крайней мере, я не вижу в таком предположении ничего принципиально невозможного.
С другой стороны, им обоим не за что было любить Никиту Романовича Романова-Юрьева, которого они считали выскочкой: тот, будучи в близком родстве с царствующим домом , принадлежал к верхам правящего боярства, однако род его был далеко не так древен и знатен, как Милославские и Шуйские, - это уже не мое предположение, а факт .
Далее, всем троим не за что было любить Богдана Яковлевича Бельского - худородного фаворита Грозного, поднявшегося благодаря родству с Малютой Скуратовым , и олицетворявшего собой ненавистный всем террор; логично предположить, что и Бельский не питал теплых чувств к своим соправителям.
Отсюда следует, что ни о каком тесном сотрудничестве, ни о какой слаженной команде, а значит, ни о каком нормальном выполнении регентским советом своих функций и ни о какой стабильности в стране говорить не приходится.
Вместо «облегчения для юного Феодора (слабого телом и душою) бремени забот государственных », на которое рассчитывал Грозный, в регентском совете началось то, чего и следовало ожидать - борьба за власть, закончившаяся тем, что регентский совет прекратил свое существование и власть оказалась в руках Годунова.
Вторым пособником хаоса явился царь Федор, пусть и против своего желания: его восшествие на престол подорвало престиж не только царствующей династии, но и вообще царской власти. Могли ли подданные видеть правителя, защитника, «надежу-государя» в человеке, которого самого нужно было защищать и опекать? Царствование Федора показало, что власть царя может быть чисто номинальной, и что ни бояться, ни уважать царя не обязательно.
Со смертью Федора власть перешла к Годунову. Царя, пусть и слабоумного, но бывшего законным наследником своего отца, сменил на престоле царь «выборный», не бывший в кровном родстве с царствующей династией, более того - вообще по своему происхождению не принадлежавший к высшей аристократии и получивший трон не по завещанию царя, а, фактически, добившийся этого собственной волей и усилиями. Была открыто нарушена незыблемая доселе традиция престолонаследия . Воцарение Годунова показало, что для того, чтобы стать царем, не обязательно быть законным наследником царя.
Борис был далеко не худшим правителем России, и многое для нее сделал - в частности, еще не будучи царем, добился учреждения патриаршества; строил города, поощрял торговые и культурные связи с Европой, заботился о благоустройстве столицы, занимался благотворительностью. Годунов не был злодеем. Это был талантливый, умный, дальновидный политик, ставший жертвой неблагоприятного стечения исторических обстоятельств.
Судите сами:
Федор дал Борису все, чего только мог желать подданный. Но - когда это произошло? Когда государственная машина с целины, куда загнал ее Грозный, уже выруливала на старую, доопричную, дорогу. Возврат к старому, привычному порядку после смерти правителя, не признававшего никакого порядка, кроме своей прихоти, был вполне логичным и разумным и работал на благо общества. Однако при этом то, что прежде было щитом Годунова, - незнатное происхождение и близость к Грозному - превратилось в ахиллесову пяту.
В то время, как на стороне его знатных противников был освященный веками обычай, его собственная власть держалась только на благоволении Федора и на родстве с Федором; то и другое было ненадежно - Федор не отличался крепким здоровьем, а бездетный брак его мог быть расторгнут. В этом случае Годунову, которому не простили ни опричного прошлого, ни худородства, не приходилось ожидать ничего хорошего. Следовательно, он вынужден был держаться за власть - любой ценой. Да, Годунов при Федоре занял очень высокое положение. Но это было «высокое положение» дворового кота, которого свора псов загнала на дерево; не имея возможности спуститься, он вынужден, преодолевая страх, лезть все выше и выше, и даже взобравшись на самую верхушку, не чувствует себя в безопасности, а любое его движение вызывает новый приступ яростного лая.
Любое необходимое и разумное действие Годунова, направленное на возврат России к нормальной жизни, неизменно оборачивалось против него. Смотрите:
Грозный оставил своим преемникам разоренную страну. В годы правления Грозного сотни тысяч людей стали жертвами голода и чумы, опричнина погубила около четырех тысяч жизней .
Сельское хозяйство было в упадке, финансы расстроены, мелкое дворянство разорено, а между тем, оно составляло основную массу землевладельцев, от него зависела обороноспособность страны. Мелкие дворяне вместе с городскими низами и купечеством выступали против правительства в апреле 1584 года, и не было никакой гарантии, что эти события не повторятся. Следовательно, чтобы стабилизировать обстановку в стране, дворянство необходимо было ублаготворить.
С этой целью правительство уже 20 июля 1584 года добилось от думы одобрения Уложения о тарханах, согласно которому князья церкви и крупные землевладельцы лишались налоговых льгот. В то же время мелкое и среднее дворянство получало льготы. Эта мера, вполне логичная и разумная в данной ситуации, навлекла на Бориса ненависть высшего боярства и духовенства.
К началу 1580-х значительная часть сельского населения либо вымерла, либо разбежалась. Чтобы восстановить финансовую и налоговую систему, следовало вернуть тяглое население в тягло. И это было сделано: в документах периода правления Годунова появляются первые упоминания о «заповедных» годах, действие которых распространялось и на крестьян, и на черных посадских людей. Правительство специальными распоряжениями удовлетворяло требования дворянства и городов о возвращении тяглых людей в старые дворы и на старые наделы - сначала в единичных случаях, затем в массовом порядке. В 1584-1588 годах была произведено общее описание земель. Составленный в результате кадастр для правительства был главным образом фискальным документом, но помещики расценили факт его составления как предоставление им права удерживать записанных за ними крестьян. Так разумные и необходимые действия Годунова настроили против него низшие слои населения.
Федор, номинальный правитель, не отличался крепким здоровьем, и естественно было предположить, что он умрет бездетным, а если и оставит потомство, то оно вряд ли будет пригодно к управлению страной. Нужна была новая династия, свежая кровь, причем, желательно, со стороны - чтобы ни один из знатных боярских родов не счел себя обойденным, иначе дело могло кончиться гражданской войной. В то же время следовало соблюсти преемственность. В начале 1585 года Борис вступил в тайные переговоры с венским двором, предлагая в случае, если Федор умрет, не оставив наследника, возвести на престол одного из братьев австрийского императора, женив его на вдове Федора, Ирине . Вполне разумная и логичная мера. Однако в результате Годунов был скомпрометирован, отношения с Федором испорчены, и, что немаловажно, появился повод усомниться в приверженности конюшего к православию - и это в стране, где влияние религии на умы большей части населения было определяющим .
Более поздняя попытка восставить новую династию также не удалась: дочь Федора, Федосья, которую планировалось выдать замуж за одного из австрийских принцев, умерла в возрасте двух лет.
Репрессии Годунова также во многом были мерой вынужденной, продиктованной необходимостью прекратить внутренние раздоры и объединить страну, - внешнеполитическая обстановка оставляла желать лучшего. Ливонская война подорвала силы России; c юга ей угрожали татары, с севера и запада - шведы и поляки; лишь смерть Стефана Батория в декабре 1586 года спасла страну от войны с Польшей.
Но физическое устранение Шуйского было излишней предосторожностью - приняв монашество, он уже не мог составить конкуренции Годунову. А вот репутацию Годунова это убийство погубило окончательно. Такой же перестраховкой было и устранение ливонской королевны Марии, правнучки Ивана III и племянницы Грозного, - будучи женщиной, она не могла претендовать на трон. Сам по себе не представлял серьезной опасности и «тверской великий князь» Симеон Бекбулатович. Возможно, эти люди остались бы живы и здоровы, если бы не постоянный страх Бориса даже не за власть, а за жизнь свою и своей семьи.
Даже избранный на царство Земским собором, Годунов чувствовал постоянный страх перед своими подданными, по-прежнему видевшими в нем узурпатора, чье царствование «не благословлено небом, потому что, достигнутое беззаконием,... поддерживается неправдой» . В конце жизни он ясно сознавал, что неспособен удержать страну от смуты; жестокости, последовавшие после разгрома шайки Хлопка (1603), выглядят, как жест отчаяния.
Действительно, создавалось впечатление, что против Бориса ополчилась сама Природа: наметившемуся было процессу экономической стабилизации помешал неурожай 1587-1588 годов, больно ударивший не только по крестьянству, но и по мелкому дворянству. С наступлением весны 1589 года возникла реальная опасность бунта в столице. Но эти беды были лишь прелюдией к бедствиям 1601-1603 годов, и к явлению Самозванца.
Повторяю, Борис был не худшим правителем для России, и действия его были вполне разумны - просто действовал он не в то время, не в той стране, и был не тем, кто мог себе позволить подобные действия. В глазах народа он был узурпатором, а значит, олицетворением хаоса. Поэтому любые его действия в данной обстановке, в конечном итоге, работали на хаос.
И хаос пришел.
Царя, пусть и худородного, и не принадлежавшего к царствующей семье, но все-таки избранного на царство Земским собором, русского, желавшего стать родоначальником династии, а потому заинтересованного в том, чтобы придать своей власти легитимность и сохранить в России порядок, сменил безвестный авантюрист , ловко использовавший недовольство донских казаков попытками Годунова подчинить их власти Москвы, территориальные споры Бориса с польским князем Вишневецким, и финансовые проблемы Юрия Мнишека. Для пройдохи-Самозванца Россия была не более, чем военной добычей, дойной коровой. (И эту тощую корову он выдоил досуха: после Годунова в казне осталось 200 тысяч рублей, текущие поступления принесли еще 150 тысяч, плюс - несколько десятков тысяч было заимствовано у монастырей - итого в распоряжении Самозванца было около 500 тысяч. После свержения Лжедмитрия чиновники заявляли полякам: «В казне было 500 тысяч рублей, и все это, черт его знает, куда он раскидал за один год» ). Сам же Лжедмитрий был марионеткой в руках всех, кому было не лень дергать за нитки - польских магнатов, иезуитов, бояр, народа, казаков, иноземных наемников...
Привлечение безземельных крестьян-«захребетников» на казачью службу помогало удалить из центра на окраины нестабильные элементы, и таким образом, удерживать государство в равновесии, - но, позволяя крестьянам уходить в казаки, правительство подпиливало ножки у трона: чем больше становилось число казаков, тем опаснее становилось противостояние между окраинами и центром.
Вместе с казачьим войском, не признававшим никакого порядка, кроме своей «воли», с поляками, у которых короля выбирал сейм, где каждый имел право вето, и с наемниками, готовыми служить любому, кто им платит, в Москву вошел хаос. Но хаос явился в личине долгожданного порядка и говорил от имени порядка, а потому преуспел в своем намерении воцариться в государстве. Читая описания царствования Самозванца, невозможно отделаться от мысли, что сам он воспринимал свой поход на Москву, венчание на царство, свадьбу как некую игру, карнавал. (Чего стоят хотя бы его утопические планы завоевания Турции.) Но общенародная эйфория прошла, туман рассеялся и народ увидел, что на троне не царь, а кукла, маска. Недаром на грудь убитому «Дмитрию» положили именно маскарадную «харю»!
Лжедмитрий Первый показал, что на трон может взобраться кто угодно. Царь из константы превратился в переменную неизвестную величину, в «икс», которому можно было придать любое значение, сообразно минутной прихоти или выгоде.
Результат: во-первых, на трон садится Шуйский - без Земского собора, просто по решению боярства, выкликнутый несколькими доброхотами; во-вторых, «царевичи» принимаются размножаться, как тараканы на грязной кухне; в-третьих, наконец, является Лжедмитрий Второй - Тушинский Вор.
Борис не был законным правителем, но с ним, по крайней мере, все было понятно. Все знали, все видели, что на троне сидит свой, русский, православный, дворянин Борис Федорович Годунов, шурин царя, - человек из плоти и крови, про которого известно, чего от него ждать и как с ним себя вести. А значит, было возможно установление порядка, - и порядок был бы установлен, сложись обстоятельства иначе.
Первый Самозванец, при всех его пороках, все-таки представлял собой Нечто - по крайней мере, предавая это Нечто анафеме, его можно было назвать по имени: Гришка Отрепьев.
С появлением же второго Самозванца властвовать стало, по сути дела, Ничто - призрак, фикция, воплотившаяся мечта о «Добром Царе», который придет и враз сделает всех счастливыми, богатыми, сытыми... и свободными. Свободными от всякой власти и всякого порядка. О лучшем предводителе сторонники хаоса не могли и мечтать!
В свою очередь, формальный предводитель сил порядка, Шуйский, также, в конечном счете, сам того не желая, служил хаосу. У Шуйского с Борисом была общая беда: оба они взошли на трон незаконно, в нарушение вековых обычаев, следовательно, в глазах народа были узурпаторами, а значит, во-первых, не пользовались доверием народа, а во-вторых, непрочно сидя на троне, вынуждены были действовать так, чтобы никого не обидеть, в то время, как обстоятельства требовали самых решительных мер.
Когда Самозванец номер два обосновался в Тушине, на смену беззаконной, но хотя бы формально единой, власти пришло двоевластие.
В стране было целых два правителя, из которых ни один не имел реальной власти и не пользовался искренней любовью народа; на обоих люди смотрели только как на источник выгод, и то и дело переходили из одного лагеря в другой. Лжедмитрий-2 и Шуйский показали, что можно, в принципе, обойтись вообще без царя, служить кому угодно и при этом блюсти в первую очередь свою личную выгоду. Преобладать стал образ мыслей не оседлого подданного-патриота, а наемника-космополита.
Отдельный и важный момент: какую роль сыграли в этом сползании страны в болото хаоса так называемые «народные массы»?
Вплоть до падения первого Самозванца народ - орудие в руках бояр и религиозных деятелей. Во-первых, народ не имеет доступа к полной и неискаженной информации о том, что творится «наверху», во-вторых, в силу своей необразованности, не может правильно оценить поступающую информацию; в-третьих, народ религиозен и суеверен, а значит, легко верит самым вздорным слухам и какому угодно вздору, если этот вздор произносит какой-нибудь святой инок. Следовательно, толпу легко обмануть. Далее, толпой управляет не разум, а стадный инстинкт, следовательно, толпу легко можно побудить к любым действиям - хорошим или дурным.
Интригуя сперва против Годунова, затем - против Лжедмитрия, бояре постепенно приучили народ к тому, что против власти можно и нужно выступать, если власть тебя чем-то не устраивает, и что это выступление останется безнаказанным, - то есть, убрали один из краеугольных камней, на которых стояло государство: доверие и уважение к власти. А заодно и второй - здоровый консерватизм, приверженность традиции. Люди привыкли к тому, что власть постоянно меняется, следовательно, привыкли быстро приспосабливаться, менять убеждения. Чернь приобрела вкус к бунтам и грабежам.
В результате к тому времени, когда воцарился Шуйский, народ зажил собственной жизнью, уже не обращая на правительство никакого внимания. Он видел, что страной правит хаос, и это его вполне устраивало. И до тех пор, пока хаос устраивал население, пока хаос был выгоден, ни о какой победе над хаосом не могло идти и речи.
Настоящая борьба с хаосом стала возможна не ранее, чем население России поняло необходимость восстановления порядка. Общая беда - угроза потери национальной независимости - заставила русских почувствовать себя единым целым.
«Северные города, - отмечает С.Ф. Платонов, - один за другим восстают против тушинцев не по симпатии к Шуйскому и не по уверенности, что тушинский Дмитрий самозванец и вор (этот вопрос они решают так: "не спешите креста целовать, не угадать, на чем свершится"... "еще до нас далеко, успеем с повинною послать"), - восстают они за порядок против нарушителей его» .
Борьба против общего врага - иностранных интервентов - сплотила всех - и сторонников порядка, и сторонников хаоса. Но последние не захотели ради спасения Родины пожертвовать своей «волей». Это обстоятельство, наряду с отсутствием единоначалия, погубило ополчение Ляпунова.
Победа над хаосом стала возможна, когда земские, оседлые люди наконец-то поняли, что порядку угрожают не только и не столько иностранцы, сколько те соотечественники, для которых хаос является естественной средой обитания, - то есть, казаки.
Второе ополчение, в отличие от первого, представляло собой единое целое, подчиненное единой цели, объединенное общими убеждениями и моральными принципами. Хаос, против которого были бессильны наемные войска, оказался побежден, когда умами овладела идея порядка. Разруха была «не в клозетах, а в головах». Что и требовалось доказать.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий